ББК Ш5(2=Р)6—4

УДК 821.161.1–1

А. М. Меньщикова

A. Menshchikova

г. Екатеринбург, УрФУ им. первого
Президента России Б. Н. Ельцина

Еkaterinburg, UrFU

СПЕЦИФИКА СТРОФИКИ «ПОЭМЫ БЕЗ ГЕРОЯ» В СИТУАЦИИ ВАРИАТИВНОСТИ ТЕКСТА

SPECIFIC FEATURES OF «POEM WITHOUT A HERO» VERSE IN CONDITIONS OF TEXT VARIABILITY

Аннотация: Статья посвящена рассмотрению специфики «ахматовской» строфы в «Поэме без героя» и характеру ее изменения на протяжении 9 редакций в условиях отсутствия канонического текста. Анализ изменений на строфическом уровне позволяет объяснить некоторые случаи варьирования на лексическом и синтаксическом уровнях, а также предположить связи «Поэмы без героя» с другими важнейшими произведениями позднего периода творчества А. Ахматовой, такими как «Реквием» и «Северные элегии».

Ключевые слова: модель строфы; ахматовская строфа; вариативность.

Abstract: The article is devoted to specific features of Akhmatova verse (‘akhmatovskaya strofa’) in «Poem Without a Hero» and its changes during 9 redactions under conditions of canonical text absence. The analysis of strophic level changes explains some lexical and syntactic level changes and demonstrates «Poem Without a Hero» relation to Akhmatova’s main works of the late period, such as «Requiem» and «Northern Elegies».

Keywords: strophe model; Akhmatova verse; variability.

А. Ахматова не раз говорила об особом значении строфы для русских поэм. В записной книжке № 13 (ноябрь 1962 — январь 1963 г.) отразились ее наблюдения, касающиеся постоянного изменения уже найденных форм: «Интонация „Онегина“ — была смертельная для русской поэмы. <...> Потому и прекрасен „Мороз, красный нос“, что там „Онегин“ и не ночевал. Следующий за Некрасовым был прямо Маяковский и „Двенадцать“ Блока» [1, с. 281–283]. Размышления Ахматовой о необходимости новой строфы сопровождают продолжающуюся работу над «Поэмой без героя», написанной «ахматовской строфой», о которой говорят многие ахматоведы (В. Жирмунский, Б. Эйхенбаум, М. Гаспаров, В. Виленкин, В. Черных).

В общем виде модель ахматовской строфы представляет собой шестистишие с мужскими рифмами в третьей и шестой строках и парными женскими рифмами в каждой полустрофе: ааВссВ.

Большинство исследователей, отмечая уникальность строфы «Поэмы», сходятся во мнении, что она генетически связана со строфой М. Кузмина в цикле «Форель разбивает лед». М. Гаспаров пишет: «Размер и строфа „Поэмы без героя“... подсказаны, как известно, М. Кузминым» [4, с. 28]. И. Лиснянская говорит о третьем тексте — «Кавалере де Гриэ» — М. Цветаевой, который, по ее мнению, дал развитие строфам Ахматовой и Кузмина [6, с. 20–21], вместе с тем приходя к выводу, что «строфа трехчастной ахматовской симфонии... будет называться во веки веков ахматовской...» [6, с. 25]. И. Бродский замечает: «... музыка ахматовской строфы абсолютно самостоятельна: она обладает уникальной центробежной энергией. Эта музыка совершенно завораживает» [2, с. 304].

Новшество ахматовской строфы заключается в размытости границ при сохранении логики построения. Об этом пишет В. Жирмунский: «Эластичность этой композиционной формы, допускающей вариации объема строфы при сохранении ее общей структуры, создает меняющийся от строфы к строфе ритмический фон более быстрого или более медленного поступательного движения стиха и препятствует его однообразию на большом протяжении поэмы» [5, с. 351].

Варьирование объема строфы во многом обусловлено отсутствием канонического текста «Поэмы без героя»: Ахматова работала над ней с 1940 до 1965 г., однако окончательная редакция так и не была создана.

Расширение строфы происходит по определенному принципу, определяющему характер поступательного движения, позволяющему создать сложный интонационный рисунок, который усиливает ритмическое ожидание. Принцип заключается в параллельном нанизывании стихов с женской рифмой, для которых строки с мужской клаузулой остаются «жестким каркасом» [8, с. 123].

В 1-ой редакции Части первой лишь единожды число строк с женской рифмой в полустрофе оказывается более двух, в наиболее поздней из рассматриваемых — порядка 18. При этом в ранних редакциях чаще всего можно обнаружить 3 строки с женской рифмой подряд в одной полустрофе, а в более поздних версиях есть пример параллельных 4–5 строк с женской клаузулой. Один из наиболее показательных примеров расширения строф за счет нанизывания строк с женской рифмой:

Этот принцип соблюдается только в «Петербургской повести»: в «Решке» и «Эпилоге» строфа сохраняет шестистрочную структуру. Ахматова изменяла лишь отдельные строки и последовательность строф «Решки», но она также подвергается строфическим изменениям, отражающим ее бесконечный генезис.

В. Жирмунский определяет строфу как «единицу метрического построения», а также «законченное синтаксическое и тематическое целое», поясняет, что «она заканчивается точкой и заключает в себе самостоятельную мысль» [5, с. 445]. Очевидно, что к поздним редакциям происходит увеличение числа случаев, когда границы строфы не совпадают с границами синтаксических структур, связывая по 3–4 строфы. В 1–4 редакциях встречается до 2 случаев синтаксической разомкнутости строф, в 5 и 6 редакциях — до 6, с 7 — до 4. Наибольшее число переносов в 5 и 6 редакциях может объясняться появлением в этих вариантах ранее неподцензурных фрагментов, а также тем, что несколько строф появляется в «Поэме» единожды именно в этих версиях.

Если обратить внимание на логику вставки новых шестистиший в уже сложившуюся последовательность, то окажется, что в ряде случаев новые строфы объединяются с соседними с помощью общих рифм, образуя строфическое единство, которое М. Л. Гаспаров называет суперстрофой [3]. Важно, что такими рифмующимися строками чаще становятся строки с мужской клаузулой.

Так, в 7-ой редакции впервые появляется строфа «А со мною моя „Седьмая“...», которая образует единство с предыдущей строфой, благодаря рифмующимся 3 и 6 строкам):

Число суперстроф увеличивается к поздним редакциям: в первых редакциях объединенными оказываются 2 пары строф, в поздних — до 6. Определенная фрагментарность (в том числе, и семантическая) «Решки» ранних редакций переходит в частичное смысловое и синтаксическое единство при сохраняющейся формальной нумерации строф. Ан. Найман замечает, что они «... решают задачу бесконечности, недробимости текста...за счет „ступенчатого ниспадения“, „перетекания“ темы, образа, фразы за границы каждого очередного трехстишия» [7, с. 195].

Строфы «Эпилога» в наименьшей степени подвержены внутренним изменениям. Зачастую они сводятся к графическому оформлению и изменению внутреннего членения строф, которое изначально как будто не учитывает шестистрочную структуру строфы. Шестистишия объединены в семантические единства, которые в поздних вариантах могут быть отделены специфическими авторскими значками, набраны со сдвигом вправо или курсивом.

Устойчивая модель ахматовской строфы оттеняет единственное отклонение, появляющееся в «Эпилоге», начиная с 5-ой редакции:

Очевидно, что Ахматова прибегает к традициям народного стиха, включая в «Поэму» голос своего двойника, что, наряду с варьированием внутреннего членения строфы на протяжении всей «Поэмы», актуализирует идею ее сближения с традицией устной поэзии.

Варьирование на строфическом уровне каждой из трех частей «Поэмы» происходит по различным механизмам. Часть первая словно ускоряет вихрь поступательного движения; строфы «Решки», графическое оформление которых обнажает связь с пушкинскими строфами, а также с «Реквиемом», в последних редакциях тяготеют к незавершенности, разомкнутости; «Эпилог», практически не изменяясь на уровне строфики, очевидно, связан с «Северными элегиями», заканчивая, но не завершая «Поэму».

Изменения на строфическом уровне, с одной стороны, позволяют осмыслить варьирование синтаксиса и лексики, а с другой — проследить генетическую связь частей «Поэмы» с другими важнейшими для Ахматовой произведениями, что, в свою очередь, предполагает более пристальное внимание к семантическим сближениям и интенциям поэта, выходящим за пределы «Поэмы без героя».

Библиографический список

1. Ахматова, А. Записные книжки (1958 — 1966) / А. Ахматова ; сост. и подг. текста Н. К. Суворовой. — М ; Torino : Giulio EiunaudI editore, 1996. — 873 с.

2. Волков, С. Диалоги с Иосифом Бродским / С. Волков. — М. : Эксмо, 2012. — 448 с.

3. Гаспаров, М. Л. Русские стихи 1890-х — 1925-го годов в комментариях / М. Л. Гаспаров. — http://philologos.narod.ru/mlgaspar/gasp_rverse.htm#610.

4. Гаспаров, М. Л. Стих Ахматовой: четыре его этапа / М. Л. Гаспаров // Литературное обозрение. — 1989. — № 5. — С. 26–28.

5. Жирмунский, В. М. Теория литературы. Стилистика. Поэтика / В. М. Жирмунский. — Л. : Наука, 1977. — 408 с.

6. Лиснянская, И. Л. Музыка «Поэмы без героя» Анны Ахматовой / И. Л. Лиснянская. — М. : Художественная литература, 1991. — 157 с.

7. Найман, А. Рассказы о Анне Ахматовой / А. Найман. — М. : АСТ : Зебра Е, 2008. — 237 с.

8. Черных, В. А. О метрике и строфике «Поэмы без героя» Анны Ахматовой / В. А. Черных // Анна Ахматова: эпоха, судьба, творчество : Крымский Ахматовский научный сборник ; сост. и науч. ред. Г. М. Темненко. — Симферополь : Крымский Архив, 2012. — Вып. 10. — С. 119–125.