ББК Ш33(2Рос=Рус)-8,445
УДК 821.161.1.1(Я. Грантс)
Е. А. Смышляев
E. Smyshlyaev
г. Челябинск, ЮУрГУ
Chelyabinsk, SUSU
ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ОСОБЕННОСТИ КНИГИ Я. ГРАНТСА «БУМЕНЬ. КАЖНИЦЫ. НОМАГА»
ART FEATURES BOOKS J. GRANTS «BUMEN. KAZHNITSY. NOMAGA»
Аннотация: В статье рассматриваются художественные особенности книги челябинского поэта Я. Грантса «Бумень. Кажницы. Номага». Представлен анализ системы мотивов и образов в лирике автора.
Ключевые слова: мотив; образ; поэтика; художественные особенности.
Abstract: This article discusses the book features art Chelyabinsk poet J. Grants «Bumen. Kazhnitsy. Nomaga». Presents an analysis of the system motives and images in the lyrics author.
Keywords: motive; image; poetics; art features.
В последние годы изучение региональной литературы становится все более актуальным, т. к. открывает перспективы изучения феномена провинциальной литературы, являющейся полноценной частью общероссийского литературного процесса.
Янис Грантс родился в 1968 г. во Владивостоке. С 2002 г. живёт в Челябинске. Публиковался в журналах «Знамя», «Волга», «Урал», «Крещатик», «День и ночь» и др. Лауреат Большой Независимой поэтической премии П (2008). Руководитель поэтической секции литературного объединения ЧТЗ им. Михаила Львова. Автор книг поэм и стихотворений «Мужчина репродуктивного возраста» (2007), «Бумень. Кажницы. Номага». Стихи Яниса Грантса включены в третий том «Антологии современной уральской поэзии», информация о нём — в «Энциклопедию УПШ» (2013).
По своей творческой стратегии Я. Грантс стоит между младшим и старшим поколением и имеет возможность наблюдать, воспринимать их поэтику, обращаться к историко-литературным феноменам. Суммируя и творчески перерабатывая опыт предшественников, своих старших и младших современников, Я. Грантс выстраивает поэтическую стратегию, адекватную стилистике новейшего времени.
В данной статье подробнее остановимся на поэтике второй книги Яниса Грантса «Бумень. Кажницы. Номага», в которую вошёл сборник стихов «Мужчина репродуктивного возраста». В заглавии книги раскрывается содержание. «Камень. Ножницы. Бумага» — детская игра, в которую, порой играют и люди взрослые, для того, чтобы сделать выбор. «Бумень. Кажницы. Номага» состоит из двух книг, причём начинается со второй: «Книга № 2. Музыка для беременных». Заканчивается, соответственно, книгой первой «Мужчина репродуктивного возраста». Такой принцип расположения частей, как отметила Екатерина Симонова, «создаёт необыкновенное ощущение карусели, которая самым непонятным, приятным и головокружительным образом начинает крутиться в обратную сторону» [1, с. 110]. Композиционное строение и заглавие демонстрируют игру с читателем, свойственную творчеству поэта.
Во многих стихотворениях Я. Грантса звучит мотив взрослой детскости, беззащитности взрослого человека перед миром, наполненным кошмарами. Через детские страхи, через отчуждение автор обращается к тематике смерти. мотивы смерти и детства мифопоэтически сближены, становятся метафорой, демонстрирующей несводимость мира к каким-то общим понятиям и правилам:
открывают птичьи клетки мертвецы.
разлетаются дрозды. щеглы. скворцы.
прижимает мишку плюшевого принц.
так, что пуговицы лезут из глазниц [3, с. 37].
Мир агрессивен по отношению к человеку, даже находящемуся в утробном состоянии. Человек находится в вечном состоянии борьбы и противопоставления себя миру, от этого возникает усталость и желание безопасности и покоя:
он замрёт в темноте, а труба пуповинная
будет гнать ему дым, будет — градусы винные.
и живот, как мембрана динамика вздуется
и певица в утробу закаркает с улицы [3, с. 10]
Мотив маргинальности, неприкаянности повторяется во многих произведениях поэта, тем не менее, не придавая им трагической интонации, пафоса вследствие эмоциональной прямоты высказывания и использования карнавальной эстетики:
я голоден орёт ребёнок
я продавлен орёт диван
ты последний шанс орёт святое имя
я вызову милицию орёт из-за стены старуха-процентщица
убей её орёт топор
стоп
у меня нет топора [3, с. 67]
Карнавальность создаётся, например, появлением в тексте абсурдистского образа говорящего дивана, аллюзии на старуху процентщицу Достоевского, святого имени «пушкинагоголялермонтова», воплей ребёнка и совмещении всего этого шумного мира в рамках одной ситуации. Герой оказывается в отчуждённом, неприкаянном положении, когда его не понимают даже близкие люди:
я последний шанс русской литературы
ору я
не смей осквернять своей блевотиной святое имя пушкинагоголялермонтова
орёшь ты [3, с. 67]
Персонажи стихотворений (а вместе с ними и лирический герой) Яниса Грантса переливаются всеми возможными оттенками «инаковости» и маргинальности: от хрестоматийных, бедности и пьянства, до актуальных, инфантильности, безумия и различных малопривлекательных девиаций [6]. Через маргинальные мотивы, образы, персонажей поэт передаёт опыт страдания человека, жестокость и тяжесть реалий жизни.
Жизнь не просто прошла мимо персонажей творчества Я. Грантса, она втоптала их в землю, обернулась катастрофой. Мотивы неприкаянности, ощущения чуждости всего происходящего, неясность смысла жизни становятся ключевыми в поэзии Я. Грантса:
дворничиха с метлой.
дворничиха незлой.
чтима теперь в миру.
пашет за конуру.
только бы не назад
в страшный Кишкамабад [3, с. 69].
Свойственная поэту мучительная исповедальность опосредуется и нюансируется самоиронией и обращением к абсурду [6]. Главный герой в финале стихотворения остаётся глубоко несчастным внутри и искалеченным жизненными трагедиями. Смех в стихотворении «Тётя смеётся», как и во многих произведениях поэта, является единственным выходом из ситуации, казалось бы, безнадёжной:
мужа и сына похоронила выдала дочь за корсиканца
вот и придумала сланцы
вот и смеётся
кот о венозные ноги трётся
тётя смеётся
смеётся
смеётся
а что ещё остаётся [3, с. 51]
Образ маргинала, атмосферу маргинальной жизни, жизни на грани, за пределами, жизни на обочине Янис Грантс создаёт, описывая условия быта, предметы, вещи, артефакты:
мусоровоз
отнимает у них
вчерашнюю лапшу
спитые пакеты чая
сухой хлеб
они расходятся обещая вернуться [3, с. 141]
В поэзии, наследующей традиции авангарда, одной из ярких особенностей является категория телесности. Человеческое тело, его строение и физиологические функции семиотизируются отдельными культурами [5, с. 202] не в меньшей степени, чем внешний вид или костюм:
в их жёлтых глазах
отражаются
взлетающие контейнеры
в их щербатых ртах
полно ядовитой
слюны
их ноги
со вздутыми венами
прошагали до Луны и обратно [3, с. 141]
Иногда абсолютизация тела доходит до такой степени, что само тело парадоксально трансформируется в «квази-знак». Символистская установка на жизнетворчество, заимствованная футуристами, привела к предельной семиотизации телесного. Тело становится поэтической формой. Поэт закован формой, тем видом, что мы называем человеком [4, с. 145]. Стихотворение «Человек-тополь» — пример квази-знака:
Не просыпаясь, чувствовать, что слеп,
Что веки заковал тяжелый снег,
Что ноги дали корни, проросли,
Что в венах — вместо крови — сок земли, [3, с. 136]
В стихотворениях Я. Грантса телесность не всегда сводится к образу человека, но оказывается своеобразным, универсальным кодом, позволяющим осмыслить мир в его единстве и целостности.
Системой координат, знаков поэт представляет городское пространство, в котором живут его лирические герои, — улицы, по которым они гуляют, дома, в которых они живут, транспорт, в котором они ездят. Город напоминает «сценическое пространство, ограниченное декорациями» [2, с. 24] и различными предметами театрального реквизита:
я вышел из починки. жгут костры
из листьев тополей на Руставели [3, с. 6];
шумит развал. галдят скамейки.
блуждают сытые семейки [3, с. 34];
трамвай восьмого маршрута
едет по воображаемым рельсам [3, с. 78];
Городская жизнь воспринимается не как сплошной временной поток жизни, а как «дискретная череда мизансцен» [2, с. 78]. В стихотворении «Кировка» Я. Грантс через призму восприятия лирическим героем окружающей его среды, людей, пространства, описывает горожан, гуляющих по Челябинскому Арбату:
подолом щекоча брусчатку
парит невестаюбкавсмятку [3, с. 34].
усатый бард сдурел от скуки
он повыкручивал бы руки
всем пивопьющимрукивбрюки [3, с. 34]
В стихотворении «Троллейбус» автор создаёт маргинальный образ горожанина-старушки, довольно распространённый во многих городах, в том числе и Челябинске. Приметой именно челябинского текста выступает название остановки — «Станкомаш»:
дышит одышкой. цветёт как самшит.
села в троллейбус. шуршит и шуршит.
шепчет. невнятно. и шарит ковшом.
в маленьком. среднем. побольше. большом.
с пола поднимет. уронит с колен.
свой бесконечный полиэтилен.
что ты там ищешь, смешная душа?
на «станкомаше» выходит, шурша [3, с. 22].
В этом стихотворении Янис Грантс мерит жизнь человека полиэтиленовым пакетом, тем самым показывая ненужность и незаметность человеческого существования. Лирический герой теряется в городском пространстве.
Поэзия Я. Грантса, в контексте творчества других челябинских поэтов, организует специфическое явление, названное современной литературоведческой наукой «региональный поэтический текст», поскольку отражает мозаичную панораму литературного процесса, развивающегося в едином хронотопе.
Библиографический список
1. Вещь: литературный журнал. — Пермь : Сенатор, 2010. — 124 с.
2. Голубков, С. А. Семантика и метафизика города : «городской текст» в русской литературе XX века : учебное пособие / С. А. Голубков. — Самара : Самарский университет, 2010. — 167 с.
3. Грантс, Я. И. Бумень. Кажницы. Номага : стихи / Янис Грантс. — Челябинск : Изд-во Марины Волковой, 2012. — 160 с.
4. Малевич, К. С. О поэзии / К. С. Малевич // Собрание сочинений : в 5 т. — М. : Гилея, 1995. — Т. 1. — 376 с.
5. Фарино, Е. Тело. Анатомия. Метаморфозы // Е. Фарино // Введение в литературоведение. — СПб. : РГПУ им. А. И. Герцена, 2004. — 321 с.
6. Филатоф, А. О стихах Яниса Грантса / А. Филатоф // Антологии современной уральской поэзии под редакцией Виталия Кальпиди. Т. 3. — http://kulturaperm.ru/content/Ural’s%20Antologia_Final(1).pdf (дата обращения 15.12.2013).